«И ВОТ ТЫ КУПЕ ЗАКРЫВАЕШЬ...»

Любовная лирика Вероники Тушновой писалась в ночных поездах

Когда в 1977 году страна впервые услышала романс «Не отрекаются любя», такой волнительно-страстный, нежный и интимный, телезрители и радиослушатели, разумеется, отдали должное мастерству и вкусу певицы Аллы Пугачёвой  и композитора Марка Минкова. Сама примадонна позже называла песню главной в своём репертуаре, признавалась, что во время исполнения её прошибает слеза, и даже сказала, что за это чудо можно дать Нобелевскую премию.

На эстраде так заведено, что когда создаётся суперхит, об авторе текста обычно вспоминают в последнюю очередь. Хозяином песни принято считать композитора. Но это был как раз тот случай, когда слова  значили никак не меньше музыки. Многие тогда задались вопросом: а кто же написал такие  обжигающие, такие пронзительно-исповедальные строки? Имя Вероники Тушновой мало кому о чём-либо говорило: люди больше пожимали плечами, предполагая, что это затихающий вдали голос из серебряного века. Каково же было изумление, когда выяснилось, что поэтесса своя «в доску» – выхаживала раненных бойцов, шла в ногу с советской эпохой, и военной, и послевоенной.    

Дочь врача и сама врач, Вероника Михайловна половину своей короткой жизни посвятила медицине, а половину – литературной подёнщине. Сутками эффектная стройная брюнетка с сочувствующим взглядом и притягательной улыбкой не смыкала очей  в госпиталях Казани и Москвы, служила палатным врачом в нейрохирургии и «чужую тоску баюкала каждую ночь». Начала печататься почти в 30, позднее вела творческий семинар в Литинституте, работала очеркистом в газете и рецензентом в издательстве, переводила индийского классика Рабиндраната Тагора. При жизни вышло семь сборников её оригинальных стихов, наиболее значительные из которых «Первая книга», «Пути-дороги», «Память сердца», «Дорога на Клухор», «Второе дыхание».  

Житейские обстоятельства – и служебные, и личные – складывались так, что Тушнова много перемещалась по стране, летала на самолётах и путешествовала по стальным магистралям. Около дюжины её стихотворений  непосредственно связаны с железной дорогой, а некоторые, судя по деталям, даже написаны в ночных поездах, где у наблюдательного автора было много времени для раздумий. Характерно в этом плане стихотворение «Из окна вагона», где отразились восторженные путевые впечатления горожанки от картин зимней природы: «А по обочинам зыбучим, почти у насыпи рябой, кусты, ушанки нахлобучив, бегут за поездом гурьбой. А паровоз свистит и дразнит: мол, не догонишь, не спеши... Наверно, нынче зимний праздник справляется в лесной глуши».

Полуночной летней прохладой и кивающими огнями далёкого уюта запомнилась Тушновой 15-минутная остановка экспресса Москва-Ленинград в Клину, где выйдя на платформу, она услышала звуки гармошки: стихотворение  «Как душно и тесно в вагонном плену!» Не каждому доводилось встретить в мчащемся сквозь вьюгу и седые оренбургские степи поезде Новый год – с незнакомыми попутчиками,  с вином из чайных стаканов, «с весёлой и дружной беседой»: стихотворение «Мы праздник встречали в дороге».

Будучи регулярной пассажиркой, темпераментная Вероника Михайловна тонко и узнаваемо передала современный ей скудный вокзальный быт с его ненавязчивым сервисом: «На положении беглянки я изнываю здесь с утра. Сперва в медпункте валерьянки мне щедро выдала сестра. Затем в безлюдном ресторане, серьгами бедными блеща, официантка принесла мне тарелку жирного борща».

В отличие от большинства поэтов, Тушнова не имела привычки датировать свои произведения, мы даже не знаем, в каком году был создан шедевр, обессмертивший её имя. Иметь приблизительное представление о хронологии  можно, лишь сопоставляя стихи с фактами  биографии. 

Заметно, что с возрастом поезд становится для Тушновой аллегорией быстро текущей, невозвратно проходящей жизни, восхищение перед её земной красотой сохраняется, но это, увы, уже полное предчувствий, грустное очарование: «Всё кончается на свете...Где-то мчится поезд твой, и в окно влетает ветер, тёплый ветер полевой. За окном – столбов мельканье, полустанки и мосты. Осыпаются в стакане подмосковные цветы».

На протяжении 20 лет лирику Тушновой питали интонации доверительной беседы, любовные переживания, неугасающее с годами стремление к чистоте и искренности чувств. После двух неудачных браков с психиатром Юрием Розинским и главным редактором издательства «Детский мир» Юрием Тимофеевым Вероника наконец встречает большую любовь – вологодского поэта Александра Яшина. Этот роман оказал сильнейшее влияние на её творчество: читателям последней книги Тушновой  «Сто часов счастья» казалось, что они держат в руках «пульсирующее и окровавленное сердце, нежное, оно трепещет  и своим теплом пытается согреть ладони».

Стихотворение «А знаешь, всё ещё будет» спустя годы положит на музыку всё тот же Марк Минков. В нём явственно звучит мотив надежды и искупительного страдания.

Но ничему уже не суждено сбыться. У Яшина, новокрестьянского поэта-почвенника с традиционными представлениями о жизнеустройстве, было четверо детей,  и он не видел в себе сил оставить дом и семью. И то верно: жена не лапоть, поносишь – с ноги не сбросишь.

Одно из последних стихотворений Вероники, обращённых к любимому человеку, как ни удивительно, тоже связано с железной дорогой. Это мечта, грёза о несбывшемся, это мольба, и это, несомненно, прощание.

7 июля 1965 года, после трёх тяжких месяцев в больнице, Вероника Тушнова умерла от болезни, которая приходит внезапно (говорят, и от тоски тоже), и благополучного исхода не сулит. Ей было только 50.

Игорь ЛЕНСКИЙ

Вероника ТУШНОВА

***

И вот ты купе закрываешь,

включаешь ночник голубой...

Ты знаешь,

ты только скрываешь,

что еду я вместе с тобой.

То колкий, то мягкий не в меру,

то слишком весёлый подчас,

ты прячешь меня неумело

от пристальных горестных глаз.

Названья полуночных станций

дежурные сонно твердят...

О если бы выйти, остаться,

пропасть, воротиться назад...

Но вместе, да, вместе мы выйдем

на утренний влажный перрон,

и бледное небо увидим

с оравой орущих ворон,

дорогой, подёрнутой дымкой,

мы в хвойные дали пойдём,

и стану я жить невидимкой

в неласковом доме твоём,

и будут недели молчанья

медлительны и горьки,

и буду я плакать ночами

на брёвнышке возле реки.