ЧУЖОЙ БОЛИ НЕ БЫЛО
От редакции. Продолжаем публикацию заметок Михаила Григорьевича Профателюка, который в годы Великой Отечественной войны был заместителем начальника штаба полка «Нормандия-Неман» по оперативной части. Рукопись его воспоминаний – огромную, в машинописном виде - привезли в редакцию дочери фронтовика, сохранившие труд отца для потомков. В результате появилась на свет книга «Сердца и крылья», а затем – свыше восьмидесяти заметок для онлайн-газеты, которые будут опубликованы в течение трёх месяцев (первые публикации – 16 мая - 16 июня). Редакция выражает большую признательность Ларисе Михайловне Абросимовой (Профателюк) за оказанную помощь при подготовке материалов к печати.
Командир третьей эскадрильи старший лейтенант Марсель Лефевр, легко забравшись в кабину самолёта, поудобнее устроился на сидении, застегнул лямки парашюта и привязных ремней и стал ждать сигнала на вылет.
Наконец-то взвилась над стартом зелёная ракета. Вслед за световым сигналом, почти одновременно, загудели моторы. А через две минуты восьмёрка Яков дружно порулила на старт и взлетела. Собравшись в боевой порядок, группа помчалась строго на запад. Впереди - звено Пуйяда, а за ним - Лефевра. Ровно гудели моторы. На горизонте, сквозь слабую дымку, вырисовывался, в тёмных тонах, большой полуразрушенный город, а перед ним - зигзагообразные линии оборонительных полос.
- Внимание! Впереди Витебск! - впервые в наушниках прозвучал голос Пуйяда. - Получше рассматривайте ориентиры! Маневр!
Истребители чётко развернулись на юг. Дальше они следовали вдоль линии фронта, продолжая набирать высоту. Небо было пустынным. Боевые действия на земле не интенсивные. Зенитная артиллерия, выпустив в воздух десятка два снарядов, умолкла. Набрана высота четыре тысячи метров, полёт продолжался. Всё осуществлялось по намеченному плану. Пуйяд оглянулся на Лефевра. Вероятно, подумывает о возвращении на аэродром. Лефевр поглядывал на часы. «Уже перевалило за тридцать минут, и ни одной встречи с немцами», - сожалел он. Взгляд его остановился на приборной доске. Его насторожили показания двух приборов: один показывал падение давления бензина, а второй - рост температуры воды. Лефевр поспешил доложить по радио Пуйяду:
- Раяк-1, у меня неприятности, ухожу на точку...
- Поторопись, Марсель! - сочувственно ответил командир полка.
- Франсуа, уходим, прикрывай меня !- быстро передал Лефевр своему ведомому де Жоффру и, не теряя ни секунды, свалив самолёт в пологое пикирование, взял курс на аэродром. Де Жоффр летел следом, не отставая ни на метр. Он поглядывал на указатель скорости: снижение свыше пятьсот километров в час. «Спешит командир, есть для этого причина», - думал де Жоффр. Взглянув в сторону машины Лефевра, он чуть не вскрикнул. Серая струйка бензина скользила вдоль фюзеляжа, превращаясь за хвостом машины в белесую полосу тумана. «Поврежден бензопровод», - похолодел от страха ведомый».
Снижение продолжалось. Показался аэродром. «Сейчас он сядет, хотя бы благополучно…»- тяжело вздохнул де Жоффр.
- Франсуа, буду приземлять машину, жаль, что я весь в бензине, - передал Лефевр.
Находившиеся на старте механики, ожидавшие прилёта своих машин, видели, как Лефевр, заходя на посадку, выпустил шасси и посадочные щитки. Самолёт, теряя скорость, снизился, сблизился с землей, коснулся грунта, сбавил скорость и остановился. Затем развернулся и, прорулив с десяток метров, замер. Открылся фонарь, и из кабины выбрался человек-факел и упал на землю. Охваченный пламенем, он катался по траве. Подбежали механики, накрыли его куртками, погасили пламя. Но у Лефевра уже не хватило сил подняться на ноги. Его на носилках унесли в лазарет. Оказанная врачами помощь не помогла. Решили отправить его в госпиталь. Через непродолжительное время на старт вырулил легкомоторный транспортный самолёт с двумя двигателями - Як-6, в его салоне лежал Лефевр, сопровождали его медсестра санбата Зина и полковой врач капитан Лебединский.
Их уже ждали. Возле трапа самолета собрался весь полк. Впереди стояли, молчаливой и грустной группой, пилоты. Из толпы выбрался Пуйяд, с окаменевшим лицом взобрался в самолёт и подошёл к стоявшим на полу носилкам. Он протянул дрожащие руки к Лефевру и, вглядываясь в его лицо, спросил:
- Марсель, как ты себя чувствуешь? - В ответ Лефевр только простонал.
- Мой командир, он без сознания, - подсказал Лебединский
Лицо Пуйяда выражало боль. Он нагнулся и поцеловал Лефевра в лоб, осторожно прикоснулся к его забинтованным рукам. Тяжёло вздохнув, он простился с Зиной и врачом, поспешно покинул самолёт. Отчаянио махнул рукой в сторону старта. Это было разрешение на взлёт.
Взревели моторы. Пилоты трижды взметнули над головой сжатые кулаки, отсалютовав Лефевру. Это была клятва боевых друзей продолжать его дело.
***
Зина постоянно поправляла подушки и простыни на носилках и под головой Лефевра. Она и врач устроились у изголовья больного. Лефевр пошевелился и очнулся. Увидев Лебединского, он обрадовался. Но тот запретил ему разговаривать, а Зина измерила температуру.
- Ему лучше, - тихо сказала Зина, - жар немного спал...
Полежав с десяток минут с открытыми глазами, Лефевр попросил пить, а потом, поводив взглядом вокруг себя, спросил, где он находится. Ему объяснили. Он, болезненно подвигав обгорелыми губами, остановил взгляд на Зине и спросил:
- Как вас звать?
- Зиной. Я медсестра.
- Зина, внутри всё горит!
Он хотел ещё что-то сказать, но снова потерял сознание и долго лежал с закрытыми глазами, тяжело дышал и беспрерывно тихо стонал. Скрипнула дверь пилотской кабины и показалась голова радиста:
- Сестрица, Москва через сорок минут.
В ответ Зина кивнула головой и с облегчением вздохнула. И в ту же минуту Лефевр, громко застонав, рванул голову с подушки. Врач и медсестра бросились к нему. Он метался в бреду, выкрикивал то непонятные слова, то имена друзей-пилотов.
Лефевр задыхался. Лебединский бережно придерживая его за плечи, подсказывал сестре:
- Компресс на лоб. Потом укол...
Постепенно больной успокоился, дыхание нормализовалось. Снова открылась дверь пилотов, и тот же голос предупредил:
- Через десять минут посадка! Готовьте лётчика, машина скорой помощи уже идёт. Маршрут - авиационный госпиталь в Сокольниках...
***
Лефевр лежал в тихой и светлой палате и редко оставался в одиночестве. После лечебных процедур и часов покоя его посещал ежедневно майор Дельфино, через день - глава военной миссии генерал Пети и другие его работники.
Чувствовал себя Лефевр по-разному, но чаще всего плохо. Лечение оказалось малоэффективным, так как процент ожогов кожи был очень большой. С каждым днём его самочувствие ухудшалось.
Однажды в минуты просветления, когда смягчались боли, он спросил Люсетт Моро:
- Как там насчёт высадки союзников в моей Нормандии?
- По сообщению наших дипломатов, состоится на днях.
- Хотя бы дожить до этого дня…
В течение недели лучшие врачи не только госпиталя, но и Москвы боролись за жизнь замечательного сына Франции, героя движения Сопротивления, выдающегося пилота, бесстрашного воина, сбившего одиннадцать вражеских самолетов, безотказного учителя лётному делу, сердечного и скромного человека, ненавидевшего фашизм. Но смерть оказалась сильнее. На восьмой день, 5 июня, Марсель Лефевр скончался. А 6 июня началась высадка союзных войск в Нормандии.
...По многолюдным улицам Москвы следовала траурная процессия - колонна автобусов и легковых автомашин, обозначенных флажками французского государства. Москвичи, узнавая в сидевших в машинах французских лётчиков, проявляли не любопытство, а сочувствие.
Спокойное, спрятавшееся в вековых деревьях Введенское кладбище было разбужено громкой похоронной музыкой. С остановившегося кортежа машин вышло много военных и гражданских людей. Все они направились в сторону памятника французским солдатам, погибшим в кампанию 1812 года. Летнее солнце заливало золотистыми лучами крышку гроба с красно-бело-синим флагом Франции и фуражкой покойного. Движущийся впереди похоронной колонны гроб с телом Марселя Лефевра несли самые близкие друзья-пилоты, ветераны «Нормандии»: Марсель Альбер, Ролан де ля Пуап, Жозеф Риссо, Мишель Шик, Жан де Панж. Медленно шли с горестными лицами однополчане, работники посольства, военной миссии, жители и военнослужащие столицы, военный оркестр и почётный караул войск московского гарнизона. Скорбь и душевные страдания были в выступлениях боевых побратимов. Сердечную боль людей об ушедшем из жизни друге усиливали скорбные мелодии оркестра. Ружейный залп военного караула воздал почести французскому витязю от российской державы. На глазах пилотов, русских лётчиков и многих москвичей заблестели слезы. А отзвуки залпа унеслись на фронт, где в эти минуты шли горячие бои против фашистов, в которых участвовали французские пилоты.
Михаил ПРОФАТЕЛЮК
Перепечатка текста и снимков допускается
только с указанием источника: Stopstamp.ru
